Сложенная как попало из негодных досок и листов фанеры, крошечная хижина едва ли могла вмещать больше одной комнаты. Из угла наклонной крыши, выложенной кусками мохнатой коры, торчала жестяная труба. Окон не было вообще, а дверь, слишком большая и явно прежде принадлежавшая какой-то более изящной постройке, висела косо на двух самодельных петлях из морского каната. Её нижний угол прочертил в земле глубокую борозду.
На тропинке, ведущей к хижине с восточной стороны, появилась одинокая человеческая фигурка. Худощавая девочка- подросток, босая, в скромном платьице, тащила на спине плетёную корзину размером чуть ли не больше её самой. Судя по всему, в жилах девушки текла смешанная кровь: иссиня-чёрные волосы и красноватая кожа сочетались с прямым носом и тонкими губами. В проколотых ушах болталось с полдюжины дешёвых колец из красной меди и разноцветного стекла.
Подойдя к закрытой двери хижины, метиска тяжело опустила корзину на землю и выпрямилась, разминая плечи и спину. Потом робко постучала.
— Сеньор Лазаро, вы не спите? Я принесла продукты.
Ответа не было. Девушка не стала стучать ещё раз и молча ждала у двери. Животные и птицы над головой шумно возились, занимаясь своими делами, лучик солнца под ногами продолжал своё недоступное глазу движение. Она положила руку на грубую ткань, покрывавшую корзину, и стала отбивать кончиками пальцев ритм новой песенки, которую услышала в городе.
Минут через пять из хижины послышался скрип кровати, неразборчивое бормотание и звяканье бутылки о стакан. Потом причмокивание губами, ворчание… и грохот падения, сопровождаемый оглушительными проклятиями.
— Чёрт бы побрал эту проклятую метлу! Кто её здесь оставил? Каозинья! Какого дьявола ты там торчишь, если вернулась?! Заходи живее, чтоб тебя разорвало!
Прекратив свои музыкальные упражнения, Каозинья вздохнула и с натугой отодвинула дверь, делая борозду в земле ещё глубже.
Обстановка хижины, с трудом различимая в тусклом свете керосиновой лампы, напоминала музейную экспозицию, которую составляли вместе археолог-любитель, увлечённый реконструкцией быта пещерного человека, и филантроп-реформатор — с целью привлечь внимание к бедственному положению народа. В углу были свалены примитивные инструменты: мотыги, пилы, колья. У стены — узкая кровать с продавленным матрасом и сбитым в кучу покрывалом. Рядом — небольшая печка из листового железа. Древний расшатанный стол, который не разваливался только потому, что его подпирали два грубо сбитых стула из неструганного дерева, украшали бутылка и глиняная кружка. На скошенных полках громоздились коробки, банки и кувшины с различными припасами. Из-под кровати выглядывал черенок метлы, виновницы скандала. Но средоточием всей композиции был, безусловно, сам хозяин — светлокожий мужчина огромного роста, который нетерпеливо топтался по скрипящим доскам пола, подслеповато щуря оливково-зелёные глаза, отвыкшие от дневного света. Его грузное расплывшееся тело, сплошь заросшее бронзовыми курчавыми волосами, прикрывали лишь грязные белые шорты, какие обычно носят рыбаки. Спутанная клочковатая борода свешивалась на грудь, над шортами нависал живот, круглый и налитой, как у беременной женщины, массивные кулаки были размером почти с голову метиски.
— Давай, двигай своей тощей задницей! — раздражённо повторил он.
Каозинья послушно принялась втаскивать корзину внутрь. Когда закрытая дверь отрезала солнечные лучи, комната стала похожа на склеп. Лазаро уже сел на стул и наливал себе вторую порцию из бутылки.
— Что-то слишком долго ты болталась в городе, — хмыкнул он, сделав солидный глоток.
— Неправда, сеньор, я всё купила быстро, да ещё и потом торопилась. Там в лесу было что-то странное. Оно шло за мной.
— Странное? Что там может быть странного?
— Не знаю, я как следует не разглядела. Размером оно было с грудного ребёнка, но двигалось как дикое животное.
Лазаро залпом допил содержимое кружки, выплеснув часть на
бороду.
— Что за чушь! Скорее всего, это был какой-нибудь мальчишка из города. Увязался следом, чтобы тебя трахнуть — все знают, какая ты шлюха.
— Мне надо разобрать покупки, — опустив голову, пробормотала Каозинья.
— А где сдача?
— Какая сдача? Нет никакой сдачи! Я и так торговалась как сумасшедшая, чтобы хватило.
— Ладно, давай скорей, — фыркнул Лазаро.
Метиска принялась вытаскивать припасы из корзины, расторопно, но явно не слишком спеша. Мужчина продолжал пить, не сводя с неё горящих глаз.
— О чём говорят в городе? Слышала какие-нибудь сплетни? — спросил он.
— Нет, сеньор. — помолчав, ответила Каозинья. — С тех нор, как и ходила в прошлый раз, ничего интересного не случилось.
Лазаро угрюмо кивнул — с таким видом, будто ничего и не ждал от этого сонного городишки.
Тем временем, несмотря на старания Каозиньи, работа подходила к концу. Повесив корзину на гвоздь, девушка повернулась к Лазаро. Тот уже сжимал в руке свой массивный бледный член, выглядывавший из расстёгнутой ширинки как оголодавший угорь из подводной пещеры.
— Иди сюда.
Каозинья медленными шагами пересекла комнату и, опустив глаза, остановилась перед сидящим мужчиной.
— Раздевайся.
Она принялась неловко стягивать одежду. Отпустив член, Лазаро схватился за подол, одним рывком стащил платье через голову, чуть не надорвав мочку уха зацепившимся кольцом, и швырнул в угол. Каозинья сморщилась от боли, но промолчала.
Без одежды смуглое тело метиски казалось более зрелым и в то же время почти детским. Узкие бёдра, грудь плоская, хотя соски вполне сформировались. Её половая щель, дерзко выдававшаяся вперёд и почти не прикрытая редкими волосами, напоминала вмятину от пальца гончара на блестящей поверхности глиняного кувшина.
Лазаро нетерпеливо тряхнул членом.
— Намочи его, как я тебя учил.
Сплюнув сначала на одну ладонь, потом на другую, Каозинья взяла фаллос двумя руками, словно дубинку, едва сумев обхватить его, и принялась двигать кожицу вверх-вниз, смазывая головку слюной.
— Хватит. Повернись.
Каозинья послушно повернулась спиной. Великан взял её за талию и легко приподнял. Она привычно раздвинула ноги, слегка согнув их в коленях, и он с улыбкой, похожей на прореху в живой изгороди, стал медленно насаживать её на стоящий член. Когда ноги метиски коснулись пола, член вошёл во влагалище до самого основания.
— Теперь давай! Разогрей его в своей печке.
Опершись руками на колени мужчины, Каозинья начала энергично работать задом, то вставая на цыпочки, то прижимаясь к мощному телу партнёра. Лазаро, откинувшись на спинку жалобно скрипящего стула, помогал ей встречными движениями. Его жирные отвисшие соски, заросшие волосами, тряслись в такт. Положив руки ей на грудь, он стал хрипло шептать:
— Твоя мать тоже была шлюхой, разве нет? Индейская подстилка — вот кто она была! А ты ещё хуже неё — ты стала бы трахаться с кем угодно, ни одной палки бы не пропустила, если бы я не накачивал твою пизду каждый день. Стой, погоди — так, теперь вниз — медленно… Она хотела знать мою фамилию, твоя мамаша — хотела, чтобы и ты её носила. Но я-то точно знаю, что ты не моя, уж больно ты чёрная. У неё было слишком много мужиков — до самой смерти трахалась. Скорее всего, твоим отцом был моряк — какой-нибудь араб из Африки. Как ты думаешь? Трахал своих верблюдов, а потом твою мать. Ты здорово умеешь таскать тяжести, наверное, в тебе есть верблюжья кровь…
Каозинья не отвечала, впрочем, ответа и не требовалось. Её движения постепенно учащались. Лазаро опустил руку на её клитор и начал массировать его по кругу, одновременно сжимая обе груди другой рукой. Она начала стонать, и он, будто по сигналу, выпустил свою сперму, сильно поддав задом.
Когда партнёры, расслабившись, откинулись назад, ножки стула заходили ходуном, как будто исполинское насекомое исполняло фантастическую самбу. Переведя дух, Лазаро опрокинул себе в глотку ещё одну кружку. Лишь после того, как его член достаточно опал, Каозинья смогла освободиться.
